и она говорит: "ты же, мальчик мой - просто так, 

у меня на тебя ни надежд, никакой любви, 

наша тонкая связь - безделушка, игра, пустяк, 

если хочешь, сию же минуту ее порви. 

ты же знаешь, мой славный, так проще: без драм, без слёз, 

не держу, не прошу, не цепляюсь по пустякам... 

эта блажь между нами, хороший мой - не всерьёз, 

ну не вечно же воском горячим в ладонь стекать... 

ты подумай, родной: ну зачем я тебе нужна? 

я же девочка - вспышка, подтаявший хрупкий лёд, 

ни твоя, ни чужая, ни дочь тебе, ни жена, 

а упрямая нежность, как насморк - она пройдет..." 

и она замолкает, но сердце стучит сильней, 

а по ниточкам вен расползается липкий страх: 

если он никогда-никогда не вернется к ней, 

ей не выстоять тонким ростком на семи ветрах... 

и корит себя мысленно: боже, кому я вру? 

ну зачем эти сказки - нелепейшая лапша?! 

этот мальчик - мой лучший мужчина, отец и друг, 

у него на груди дремлет кошкой моя душа... 

он кивает, внимательно слушает и молчит, 

но в кармане до хруста сжимает в кулак ладонь. 

как ей, глупой, сказать, что она - его крепкий щит, 

что она ему - тёплая гавань, маяк и дом...? 

что-то надо ответить, и он говорит: "О'кей..." - 

так банально, как, впрочем, и всё, что тут ни скажи. 

он берет её руку и греет в своей руке, 

а она лишь тесней прижимается и дрожит. 

Марина Шершнёва